Судан и Большой Ближний Восток

567 Камиль Хасан аль-Макхур (1935–2002) Мучасьот тошноты,Джума сидел на земле, раскачивался, яростно сгребал в пригоршню песок и подбрасывал. На улице никого не было в этот час предвечерней молитвы... Стояла тишина. Но скоро появятся рабочие, группами возвращающиеся домой. Выбегут из школы дети, поднимут облака пыли, гоняя мяч... Столпятся у боль- шой колонки в начале улицы девушки, гремя ведрами и переругиваясь... Выйдет из лавки старик, сыграв свою партию в карты. Возьмет шланг, перекинет через окошко мечети и станет поливать внутренний двор. Постелет циновки и приготовит все для вечернего чаепития. За углом, за полуразвалившимся домом, из которого доносится запах съестного, сидит в своей лавке Салим, дожидаясь захода солнца, когда лавку заполнят дети и взрослые. У Салима темное лицо, за ухом химический карандаш, он держит большую, похожую на муниципальную книгу тетрадь, где записаны имена всех жителей улицы. На каждом листке — имя и запись, словно курица лапой писала... Кто вечером идет мимо лавки, непременно заглянет. —Ведьне собакаже я! Есть уменяхотькаплядостоинства, есть!.. Но даже торговец углем и керосином Ахмед, человек жизне- радостный, истинный оптимист, говорит ему, понизив свой бас: —С чего ты взял, что у тебя есть достоинство, «достойнейший из людей»?! То же он читал во взгляде Марьюмы, жены, когда она давала желтую увядшую грудь малышке. Все ему так говорили после того, что случилось.