Судан и Большой Ближний Восток

575 Камиль Хасан аль-Макхур (1935–2002) навеки. Ключ висел у матери на поясе, скрытом складками ветхой накидки, а в молчавшем пустом чреве сундука покоился праздничный наряд Салима. Все, что осталось отСалима в ту ночь,—его старая, засаленная сумка и пропахшая рыбой и морем одежда. Не верилось, что нет с нами Салима. Его серая сумка долго висела на своем обычном месте, у двери... Бушующее море все еще напоминает мне ту страшную ночь, водоросли, прилипшие к ногам Салима, его раздутый живот, а рыбацкие лодки кажутся ненасытными могилами, жаждущими новых жертв. Как-то спустя месяц после смертиСалима я заметил, что мать выжидающе на меня смотрит. Мой костюм и одежда младшего братишки по-прежнему валялись в углу... Зеленый сундук, как и прежде, охранял по ночам колокольчик. Наконец мать со вздохом сказала: —Мы много задолжали, Махмуд... Опасаясь, что я не расслышал, она, тяжело переставляя ноги, подошла ближе и снова на меня взглянула. Затем достала из сумки сеть, иглу и остаток ниток, села под окном и принялась чинить сеть. И вот я сам узнал вкус моря. Волны лизали мне уши, соленые от пота и морской воды руки тянули сеть. Но ни разу не довелось мне пережить того, что пережил Салим в ту ночь, когда мечтал достать под звон колокольчика свой костюм и утром в праздник надеть. Каждый праздник мать тихонько плакала у зеленого сундука, боясь даже его приоткрыть. С тех пор как не стало Салима, не стало для нас и праздников. Я сторонился людей. Старался не возвращаться домой в пред- праздничнуюночь. Боялся, что она проглотит меня, как прогло- тила несколько лет назад Салима. Я не расставался с костюмом, подаренным мне Салимом, хотя с каждым годом он становился мне все теснее, брюки стали короткими. Я не мог спокойно смотреть, как младший брат, надев обновку, идет к морю, чтобы посвистеть там в свой игрушечный свисток, купить сладости или же просто поболтать с детворой.