Актуальные вопросы тюркологических исследований

75 XХXV Кононовские чтения Стихотворение «В саду знаний», напечатанное в анонсе журна- ла «Эль-гаср-эль-джадид», по своей жанровой природе напоминает хитап — стихотворное обращение к целому народу. Это произведение характеризуется преимущественно просветительской поэтикой. Оно в значительной мере продолжает просветительскую поэзию, какой она была в творчестве Абая и Акмуллы. Однако уже в этом раннем стихот- ворении отражено обращение просветителей начала XX в. к журна- листике. Часты здесь упоминания газет и журналов («Газеталар, жур- налларны көннән-көнгә, кат-кат күбәйтик; // Мәгариф мәйданында без, татарлар, ат уйнатыйк» [2] — «С каждым днем газет, журналов будем больше издавать, // Чтоб татарам славу в деле просвещения снискать» [6]), которое однозначно связывается поэтом с понятием просвещения. Это отличает его от более ранних просветительских обращений к наро- ду, поскольку здесь воспевается светоч просвещения, созданный самой татарской интеллигенцией. Рубеж веков отмечен созданием разветвлен- ной системы журналов и газет, имеющих самую разную аудиторию и направленность, служащих трибуной представителям разных воззре- ний и литературных течений, среди которых не последнее место заняли просветители. Таким образом, пафос стремления к просвещению здесь усилен тем, что татарское просветительство обретает в этот период большую самостоятельность с развитием национальной периодической печати, доступной каждому грамотному татарину. Анализ стихотворения «*** (“В один из дней Камиль эль- Мотыйги…”)», опубликованного в том же анонсе журнала, демонстри- рует противоречивый характер татарского просветительства, в котором сочетаются разнородные влияния, придавая ему как прочное основание, так и возможность развития и изменения. Первым и главным влиянием оказывается влияние классической восточной поэзии, бывшее в целом сильным в раннем творчестве Тукая. Оно отмечено в работе Г. М. Хан- нановой и Л. Р. Надыршиной как черта ряда стихотворений Тукая на тему журналистики и охарактеризовано обилием «арабо- и персоязыч- ных заимствований, <…> коранических аллюзий» [17: 56]. В данном случае классическое влияние проявляется в обилии возвышенной лек- сики, стилизации имени Мутыгыя Тухватуллина и этикетном самоуни- чижении автора в последних трех двустишиях («Ниһаять, каләмемне туктаттым язудан, // Шуның белән чикләнергә рөхсәт сорыйм. // Ши- гырь язарга миндә осталык юк, // Тик әле кыюлык итеп кенә яздым. //