Ассириология и египтология: в Санкт-Петербургском государственном университете

243 Именно со знакомства с позднеклассическим языком началось развитие филологического направления египтологии (через иерогли- фическую часть текста Розеттского камня) и именно для этой стадии языка были написаны первые египтологические грамматики. В на- стоящее время среднеегипетский деловых и литературных докумен- тов является основным рабочим языком египтологов. История дешифровки египетской письменности и современные представления о системе иероглифики Первые сведения о загадочных письменах египтян восходят к ан- тичным авторам. В сер. V в. до н.э. Египет посетил логограф Геродот из ионийского г. Галикарнас (соврем. Бодрум, Турция), который оста- вил важнейшее свидетельство о диграфии египетской письменности. У него мы впервые узнаём о письме двоякого рода: священном и на- ходившемся в общегражданском употреблении. Более всего эллинов удивляло именно священное письмо, знаки которого не походили на условные значки-буквы, а представляли собой изображения живот- ных, птиц и различных предметов обихода. По сравнению с неболь- шим количеством алфавитных знаков их было великое множество, а то, что они встречались большей частью на стенах храмов, наводило на мысль о том, что они записывают только возвышенные понятия, относимые к миру божеств. Где-то на рубеже эр появился термин «иероглиф», означавший тогда нечто вроде «священной отметины на камне». Эта особенность восприятия египетской письменности у эллинов сформировала устойчивое представление о том, что иерог- лифы не столько служат для записи языковых текстов, сколько явля- ются манифестациями вечных трансцендентальных истин, близких устремлениям философов. В IV в. до н.э. Платон описывал письмен- ность египтян с противоположной позиции, настоятельно указывая на близость египетских знаков букве в том, что они предназначены передавать звуки (диалог «Филеб»). Разность этих суждений на один и тот же предмет привела на рубеже эр к смешению представлений, и у поздних авторов Плутарха и Плотина мы найдём утверждения и о «фонетической», и об идеографической природе иероглифики. Единственный сохранившийся у Аммиана Марцеллина перевод еги- петского обелиска (по-видимому, Рамсеса II) не показывал технику перевода и более напоминал истолкование символов, чем чтение слов. На исходе эпохи античности появился подложный трактат не- коего Филиппа, приписанный египтянину Хораполлону Нильскому,